Аляуддин Аттар был среднего роста, его кожа была смуглой. Чуть округлое лицо обрамляла густая и широкая борода. Так как он был из числа тех мутасаввифов, трезвость раст судка которых преобладала над чувством их опьяненности Истиной, он всегда пребывал в состоянии хушу. Он был очень целеустремленным и проницательным. Сохбеты его оставят ли глубокое впечатление, а воспитание и наставничество были плодотворными.
Семнадцатым в золотой цепи преемников стал воспитанник
и зять Шаха Накшибанда Аляуддин бин Мухаммад бин Мухаммад, по происхождению аль-Бухари аль-Хорезми. Аттаром же, по всей видимости, его прозвали из-за того, что он зарабатывал себе на жизнь продажей благовоний, то есть был «аттаром», или парфюмером.
Родом он был из Хорезма. Помимо него, у его отца было еще
два сына – Шихабуддин и Мубарак. Когда их отец умер, Аляуддин, учившийся в медресе в Бухаре, отказался от наследства в пользу братьев. Его аскетичность и одаренность в науках, которые он проявлял в медресе, привлекли внимание Шаха Накшибанда, и он сделал его своим зятем. Пройдя путь духовного совершенствования сейр-у сулюк бок о бок со своим тестем и завершив риязат, он получает разрешение на духовное наставничество. Еще при жизни Бахауддин Накшибанд большинство своих мюридов передает под его наставничество. И даже скажет: «Аляуддин облегчил нашу непосильную ношу». Его вдохновляющие наставления и благословенные сохбеты привели к духовному совершенству очень большое количество людей. У Шаха Накшибанда было два великих преемника: один из них Аляуддин Аттар, другой – Мухаммад Парса. Хотя шейх
указывал, что любой из них может занять его место, золотая
сильсиля продолжится «Аляуддином Аттаром». Умер он 20
Раджаба 802/19 Марта 1399 года и был похоронен в Чиганьяне, что неподалеку от Бухары. Чиганьян – в другом произношении Саганьян. От дочери Шаха Накшибанда у него было четверо сыновей.
Его преемники и потомки
Величайшим из всех его преемников был занявший потом
его место Якуб Черхи. Одним из мюридов Аляуддина Аттара
был также и известнейший писатель Сеййид Шериф Джурджани, который является автором такого серьезного труда, как Та’рифат, содержащего множество терминов по филологии, богословию и тасаввуфу. Как об этом говорится в некоторых источниках, у Шаха Накшибанда была маленькая дочь. Однажды он сказал своей жене: «Как только ты заметишь, что у неё начались месячные, скажи мне, чтобы я подобрал ей подходящего супруга». И как только та достигла половой зрелости, её мать сказала об этом Шаху Накшибанду. После этого Шах Накшибанд отправляется из Каср Арифана в Бухару и ищет среди учеников медресе жениха для дочери, что приводит его к комнате Аляуддина Аттара. Тот, являясь выходцем из богатой семьи, но, отказавшись во имя знаний от наследства отца, был теперь молодым кандидатом на место повелителя душ. В комнате его не было ничего, кроме старой циновки, на которой он спал, кирпича, обернутого козьей шкурой, который он использовал как подушку, и кувшина для совершения омовения. Увидев вошедшего в его комнату Шаха Накшибанда, от лица которого исходил свет, и, может быть, узнав в нем ранее виденного шейха, а может, под воздействием любви, которую излучало его лицо, он бросился
ему в ноги и начал их целовать. На что Бахауддин Накшибанд
ему сказал: «У меня есть дочь, только что ставшая совершеннолетней, и я хочу выдать её замуж за тебя».
Аляуддин Аттар, ни материально, ни морально не готовый
принять такое предложение, ответил: «Для меня нет большего счастья, чем слышать такое предложение. Однако я никак не готов жениться, ибо вы видите мое положение».
На это Шах Накшибанд ему сказал: «Вам суждено быть вместе, и дочь моя принадлежит тебе, а ты ей. Тот, кто даст вам предопределенный для вас удел из Своей скрытой сокровищницы, – Он. Поэтому не стоит беспокоиться и печалиться относительно этого».
Таким образом, для молодых людей была сыграна скромная свадьба. Завершив свое образование в медресе, Аляуддин
Аттар приступает рядом со своим тестем к своему духовному
воспитанию и обустройству своего внутреннего мира. Для того
чтобы несколько воспитать гордыню выпускника медресе, который был непревзойденным в своих знаниях, Шах Накшибанд для начала отправляет его торговать на улицах яблоками. Таким образом, по повелению шейха, Аляуддин Аттар должен был босиком, с подносом на голове ходить по улицам города и, выкрикивая, торговать яблоками. Однако он не смутился и выполнил все должным образом. Недовольными же остались двое его братьев, которые пытались отговорить его, давая свои бесполезные, дешевые советы. Однако Шах Накшибанд, со своей стороны, побуждал своего зятя продолжать начатое. И тот, несмотря на все сложности, справился с этим заданием. Когда же «Я» Аляуддина Аттара было стерто, шейх взял его к себе и начал учить скрытому зикру. Очень долгое время воспитывал его, не отпуская от себя. У части мюридов невольно возник вопрос: «Почему вы всегда держите его рядом с собой?» На что тот ответил словами Якуба (алейхиссаллям) о Йусуфе: «Я боюсь, что его съест волк», что говорило о том, что Аляуддин Аттар скоро постигнет великую тайну. Так оно и произошло.
Парса и Аттар
Мухаммад Парса, один из преемников Шаха Накшибанда,
человек, в котором духовное опьянение преобладало над трезвостью, духовный экстаз подавлял спокойствие. Аляуддин Аттар был сдержанным, не склонным к духовному опьянению,
великодушным. Так, говорится, что однажды шейх Мухаммад
Рахин спросил его: «Как твое сердце? В каком оно состоянии?» На что Аляуддин Аттар отвечал: «Не знаю, ничего не могу сказать по этому поводу». Тогда шейх Рахин сказал:
«Однако я вижу твое сердце подобным трехдневному месяцу».
Аляуддин Аттар ушел и рассказал об этом разговоре своему
шейху. Тогда Шах Накшибанд сказал: «То, что увидел шейх Рахин, было его собственным сердцем» и изо всех сил наступил Аляуддину Аттару на ногу. Аляуддин, теряя сознание, ощутил своим сердцем все свое существо, достигнув состояний небытия (джамг), самозабвения (гайбет), единения (вахдат) и постижения (вуслат). Когда же он отошел от этого состояния, его учитель и тесть сказал: «Подобные сердца никто постичь не может. Ибо это такие сердца, которые достигли тайны хадиса-кудси: «Я не смог уместиться ни на небе, ни на земле, но смог уместиться в душе одного му’мина» (см. Кяшфуль-хафа, № 2256).
Аттар, который в начале своего пути сейру-сулюк постигал
риязат (духовное совершенствование) рядом со своим шейхом,
говорил о риязате следующее: «Цель риязата – порвать с нафсом и усердствовать в поиске перехода в мир духа и истины».
То, что лишь путь тасаввуфа ведет и приводит человека к
Господу, он объяснял так: «Вставший на этот путь, даже подражая, станет истинным. Однако для этого ищущему следует устремить сердце свое лишь к Господу, и взор его сердца будет обращен лишь к Лику Его, отказавшись от всего иного в обоих мирах».
Аляуддин Аттар, наряду с тем, что был приверженцем сдержанности в тасаввуфе, достиг тайны фена и бака. О фена он говорил следующее:
«Фена – это, когда Всевышний Аллах приводит мюрида к
забвению не только физического мира, но и духовного. У этого
состояния есть более высокая ступень – забвение самого забвения. Это называется «фена андер-фена» или «фена ‘анильфена».
Он говорил, что для того чтобы сердце мюрида открылось к божественным знаниям (фейз), ему, прежде всего, необходимо очистить его от любви ко всему, кроме любви к муршиду и,
прежде всего, от всего того, что препятствует этой любви, что,
как он говорил, будет способствовать снисхождению божественных знаний на сердце, в котором присутствует эта любовь. Если фейз не поступает в сердце мюрида, проблема – не в фейзе, а в самом мюриде, ищущем фейза. Ведь фейз подобен боязливой газели. Все чужое и создающее преграды отпугивает его. Он также говорил, что мюрид не должен скрывать своих состояний от муршида и верить в то, что «цели можно достигнуть лишь через любовь и довольство муршида. Поэтому первая обязанность мюрида – это заслужить довольство и благоволение муршида. Так как все двери, кроме двери его муршида, для мюрида закрыты. Поэтому, для него нет другого выхода, как повиноваться ему. Ведь и мюрид, в сущности, есть тот, кто вверил себя и свою волю муршиду и Всевышнему».
Путь Накшибандийя – это путь адаба, путь сохбетов. Поэтому следующие слова Аляуддина Аттара, наследника этого пути, очень актуальны: «Остерегайся совершать поступки, которые могут ранить сердца последователей тасаввуфа. Не забывай соблюдать все правила адаба, находясь рядом с ними, и общаясь с ними. Научись их адабу прежде, чем начнешь пот
сещать сохбеты. Так как «у кого нет адаба – нет тариката».
Пользу от тариката, от тасаввуфа можно получить лишь на сохбетах, а сохбеты возможны только с адабом. Остерегайся считать себя обладающим адабом. Так как убежденность в обладании адабом есть бескультурие».
Между покаянием и покорностью он прослеживал такую
связь: «Признаком искреннего покаяния является желание раба совершать поклонения и нежелание ослушаться или совершить греховное. Всевышний Господь наш внушает душе совершение как благого, так и греховного. Если покаяние искреннее, то в душу приходят благие побуждения. И, если в душе раба находят место лишь благие мысли и побуждения, то, воздав Аллаху хвалу, он должен совершить благие деяния. Но, если сердце его посещают дурные мысли, а душа склоняется к греховному, то он должен немедленно прибегать к Аллаху, обновить покаяние, в слезах прося прощения».
Источники: Джами, Нафахатуль-унс (пер. Ламии Челеби), стр. 428-431; Рашахат ‘Айнуль-Хайат, Стамбул. 1269, стр. 93-109; Адаб Рисалеси, Стамбул 1326, стр. 54; аль-Хадаикуль-вардиййа, стр.144-154; ХадикатульАулия, II, стр.70-72; ад-Дурарун-Надид.
