Какое же это было холодное утро! Когда я, оставив теплую постель, засунул босые
ноги в тапки, впитавшие, казалось, весь холод ночи, дрожь пробежала по всему моему телу…
Рассвет даже еще не обозначился на горизонте. Я облокотился о подоконник. На
старом небольшом минарете Старой Мечети, вознесшегося над крышами домов к небесам в своем духовном величии, еще никого не было… Но вот на балконе минарета промелькнула тень молодого муадзина. Я плотнее закутался в свой халат. Слушая азан, приводящий в трепет мой дух, сжавшийся от холода и пребывающий в размышлениях, я вспоминал первый свой намаз, на который встал пятнадцать лет назад…
Моя самая лучшая на свете мама пятнадцать лет назад разбудила меня на мой
первый утренний намаз. Наверное, тогда была зима, как и сейчас. Я спал на маленькой кроватке в своей комнате, которая рядом с комнатой матери, когда мама, гладя мои волосы своими нежными тонкими пальцами, разбудила меня:
— Вставай, Омарчик!..Омарчик, сынок, вставай…
Я открыл глаза.
— Но мама… Сейчас же еще ночь.
Она поцеловала меня туда, куда всегда целовала, – в кончик левой брови, и, боясь
упустить время, подняла меня за подмышки. Я последовал за ней, надев свои маленькие тапочки и потирая кулачками глаза. Быстро пройдя темную прихожую, мы зашли в комнату матери. В печке с треском горели дрова.
— Ааа… Первин тоже встала…
Первин снимала с печки желтый медный кувшин. Никогда бы не подумал, что она тоже встала. Мама сказала:
— Первин каждое утро встает.
Я удивился тому, что Первин встает каждое утро, тогда как я не встаю.
Мне засучили рукава, я наклонился над ведром. Мама сказала:
— Ты так устанешь, — и подставила маленькую скамейку, чтобы я сел.
***
Сделав тахарат, я направился к печке, чтобы согреться. Обернувшись, я увидел,
как мама расстилала молитвенные коврики… Затем, повязав зеленый платок, позвала меня:
— Иди…
Я подошел. Я был еще так мал, что встал рядом с мамой на одном коврике. Когда она, начиная намаз, по-женски сделала такбир, подняв руки к груди, я, подражая ей, сделал так же. Закончив сунну намаза, она, улыбаясь глазами, сказала:
— Сынок, ты разве девочка? Ведь женщины так начинают намаз. Ты же мужчина, ты
должен подносить руки к ушам. И, взяв своими горячими руками мои руки, показала, как должны делать такбир мужчины, начиная намаз:
— Вот так.
Я исправился, сделав такбир как нужно, и совершил намаз.
Собираясь делать ду’а, я спросил:
— Как мне делать ду’а, мама?
Она покачала головой. И лишь закончив свою ду’а, научила меня:
— Скажи: «О Аллах, благодарю тебя за то, что я мусульманин… Прошу тебя хранить нашу отчизну от врагов… Прошу тебя помочь всем страждущим, больным, попавшим в беду, страдающим от бедности мусульманам», для себя проси, чтобы ты был
хорошим человеком, и чтобы шайтан не смог тебя обмануть своими уловками.
***
Убрав после намаза молитвенный коврик, мама спросила, хочу ли я спать. Хотел
ли я спать? Я этого не знал. Я ничего не ответил.
— Тогда иди, принеси книги, проверим твои уроки.
— Хорошо.
Я быстро прошел прихожую. Схватив со стола оставленную открытой книгу, я побежал к матери. Я отвечал без единой ошибки.
Вечерами мама говорила мне:
— Прежде чем лечь спать, прочитай свой урок три раза, сынок, тогда ангелы во сне научат тебя.
Видимо, ангелы и в эту ночь обучили меня урокам. Мама похвалила меня, погладила меня по голове и сказала:
— До школы еще есть время. Иди поспи,- и уложила в кровать.
Спать мне не хотелось, и я наблюдал за мамой. В сумеречной мгле в своем зеленом
платке она была похожа на сказочную фею. Мама взяла в руки Коран и, сев на тахту рядом с окном, начала читать своим приятным нежным голосом. Слушая этот волшебный голос, оставляющий волнующий глубокий след в моей душе, и всматриваясь в прекрасное чистое лицом матери, медленно покачивающееся в темп чтению, я засыпал.
Мама казалась мне ангелом. Воображение рисовало мне, что вокруг мамы, читающей
Коран, собралось много ангелов и, пока я засыпал, их крылья так же нежно гладили меня по лицу, как руки моей матери…
Омар Сейфеттин
