Покойный Рамазаноглу Махмуд Сами Эфенди был выше
среднего роста, худощавого телосложения, имел золотистый цвет кожи, негустую бороду, кудрявые волосы, карие глаза, а его тело, казалось, было соткано из нура. Изтза благоговения, которое вызывал его внешний вид, никто не осмеливался даже пересечься с ним взглядом, а не то, что смотреть ему в лицо. Взгляд его, излучающий вокруг свет, если падал на кого-либо, повергал его в благоговейный трепет. Были и такие, кто от его взгляда приходил в состояние джазба и падал в обморок. Он одевался чисто и аккуратно. Борода его не была длиннее ширины ладони. Волосы на голове он либо сбривал полностью, либо отпускал до мочек ушей. И все это являлось его выполнением сунны.
Прошло вот уже больше двадцати лет с тех пор, как не стало Махмуда Сами Эфенди. Он прожил долгую, почти вековую жизнь и на протяжении всей своей жизни следовал по прямому пути, оставаясь примером непревзойденной верности и богобоязненности, и, совершенным образом наставляя людей на пути к Аллаху. Невозможно передать словами и объяснить фразами, что потеряли мы с его смертью. Однако, следуя правилу, что «рассказ о праведниках является причиной снисхождения милости», мы вкратце опишем Махмуда Сами Эфенди.
Махмуд Сами Рамазаноглу, как об этом говорится в метриках, родился в 1892 году в Адане. Отцом его был Муджтаба Бей из рода Рамазаноглу, а мать – Уммугульсум Ханум. Как это установил дед Сами Эфенди, Абдульхади Бей, их родословная происходит от рода Учоклар из тюркских племен Огузов, а также имеет связь с родом Халида бин Валида (радыйаллаху
анху).
Свое начальное, среднее и лицейское образование Сами Эфенди получил в Адане, после чего отправился за высшим образованием в Стамбул. Там он поступает на юридический факультет университета Даруль-фунун. Окончив его, он проходит военную службу в Стамбуле на офицерской должности. После того как Сами Эфенди получил явные духовные знания у лучших ученых своего времени, пришло время приобретения тайных знаний духовных и преобразования внутреннего мира. Заложенная в нем тяга к тасаввуфу влекла его на путь духовного совершенствования. После того как на протяжении некоторого времени он занимается своим духовным совершенствованием (арбагин и риязат) в текке Гумюшханели Накшибандийского тариката, по настоянию Рушди Эфенди, отца прежнего муфтия Бешикташа Фуада Эфенди, он примыкает к шейху текке Келами и председателю Совета Шейхов Ас’аду Эфенди Эрбили. За очень короткое время он обретает при шейхе свое духовное совершенство, проходит путь духовного становления (сейру-сулюк) и получает от него аттестацию, дозволяющую ему быть духовным наставником. После этого он еще ненадолго остается при шейхе и отправляется на должность наставника в родную Адану.
После того как текке стали закрываться, Махмуд Сами Эфенди уехал в родную Адану, где, наряду с проповедями и специальными сохбетами в Джами Кабир в Адане, он вел наставничество. Для того чтобы иметь средства к существованию, он работал бухгалтером в одной из торгующих лесом компаний. Он отказался от огромного наследства, которое досталось ему от родителей, и, следуя хадису: «Нет для человека пищи лучше, чем та, которую он заработал своими руками» (Бухари), предпочитал сам добывать себе пропитание. Первым среди суфиев, не воспользовавшихся наследством отца, был Харис Мухасиби. Он не взял наследство своего отца, приверженца Кадирийского тариката.
После этого он на протяжении долгих лет прослужил в Адане, поя жаждущие души шербетом божественной любви. На лето он уезжал в Намрун и Кызылдаг, что в окрестностях Аданы, а иногда проводил его в Таласе, пригороде Кайсери. Когда в 1946 году открылся путь в Мекку и Медину, он совершил
первый хадж. В 1951 году он приезжает в Стамбул. Он остается в Стамбуле два года, после чего в 1953 году еще раз совершает хадж, а на обратном пути со своим другом Сераджем Мехмедом Эфенди из Коньи заезжает в Сирию и остается там жить. К нему также переезжают его жена и зять. Однако это переселение в Сирию продлилось всего лишь девять месяцев. После этого он опять приезжает в Стамбул. По прибытию в Стамбул он поселяется сначала в Баязиде-Лалели, а потом в Эренкёе. Когда к нему обратно в Стамбул приезжает и его жена, Валида Ханум, он говорит ей: «Мы вновь вернулись в Стамбул. Хотя сердце наше бьется в Медине. Поэтому в последние годы своей жизни я хочу совершить туда хиджру».
В годы его пребывания в Стамбуле он, как и в Адане, продолжал как свою наставническую деятельность, проводя проповеди и специальные беседы в Мечети Зихнипаши в Эренкёе, так и свою профессиональную деятельность бухгалтера, работая бухгалтером в одной из фирм Тахтакале и зарабатывая себе на жизнь. Его проповедями, наставлениями и сохбетами, их духовностью и благословенностью смогли воспользоваться люди из различных слоев населения: бедные, богатые, грамотные и неграмотные, рабочие, студенты, чиновники, торговцы, и фабриканты. Они получали из них фейз, обретали истинный путь и формировали поколение новых людей. Он, раскрыв над ними крыло духовного покровительства, оберегал их от зла, исходящего от общества.
Из-за того, что в последние годы его жизни слава его возросла, и он пользовался всеобщей любовью, чтобы избежать излишнего внимания к своей персоне, он ушел в затворничество. С мюридами он встречался в своей гостиной, а также в мечетях в месяц Рамадан на намазах таравих. Таким путем, он своим поведением и словами наставлял людей, показывая им ислам через раскрытие характера и нравственности Пророка (саллаллаху алейхи ва саллям).
В 1979 году его любовь к Досточтимому Пророку (саллаллаху алейхи ва саллям) побуждает его совершить хиджру в Медину. Так как его единственным желанием было уйти к Аллаху
в городе Его Пророка. А когда в 1957 году его родственники
предложили ему взять землю для могилы около мечети Султана Аййуба, он сказал: «Если они позволят каждому поступать по их желанию, то я предпочту быть похороненным на кладбище ДжаннатульБаки’». И Всевышний Аллах принял желание любимого раба. В то же время, тяжелая болезнь, которая жестоко мучила его все эти годы в Стамбуле, не оставляла его и там. Но даже в самые тяжелые времена он никогда не жаловался, а с лица его никогда не сходила улыбка. Скончался он 10 Джумадуль-авваль 1404/12 Февраля 1984 года, в воскресенье в 4.30 и был похоронен на кладбище Джаннатуль-Баки’. Рахматуллахи алейхи. Сами Эфенди очень мало ел и пил. На своих сохбетах он часто говорил о пользе недоедания и вреде переедания, поясняя это аятами, хадисами и мудрыми изречениями. Сам же, следуя сунне, не ел больше двух раз в день. Обычно он съедал полкуска хлеба и небольшое количество катыка, довольствуясь этим.
А когда ел с мюридами, говорил: «В том, что съедается вместе
с мюридами, есть баракат, и за эту пищу не будет спрошено» и побуждал к этому. Он очень мало спал. Он наслаждался поклонением в предрассветное время. Те, кто гостил у него дома или был с ним в пути, в какой бы час ночи ни просыпался, всегда видел его бодрствующим. С его точки зрения, сон лежа является наслаждением. Так, рассказывается, что однажды, когда он был в гостях у одного из своих мюридов, хозяин дома поздней ночью спросил у него:
«Эфендим, если вы желаете лечь, я приготовлю постель»
Он ответил: «Лежать – это наслаждение».
Некоторое время спустя хозяин дома снова спросил его: «Будете ложиться?»
Он и на этот раз ответил: «Лежать – это наслаждение. Я получу немного наслаждения, а вы же завершите свой незаконченный урок».
Рассказавший об этом случае пояснил: «Действительно, в
то утро я выполнил лишь половину своего вирда и до самого
вечера не нашел возможности довести его до конца».
Он очень мало говорил. Когда же он говорил, он либо говорил какую-нибудь мудрость, либо давал наставление. Иначе он просто молчал. Об этом покойный Али Йекта Эфенди говорил:
«Праведность аулия проявляется либо посредством состояний,
либо посредством слов. Сами Эфенди был из тех, чья праведность проявлялась через состояния. В самые благодатные дни деятельности текке Келами в ней можно было видеть многих ученых и совершенных личностей. И несмотря на то, что Сами Эфенди тогда был еще юношей, он, как и сейчас, был также совершенен и обладал степенью праведника».
Али Йекта Эфенди, наряду со своей обязанностью муфтия,
был и мюридом Ас’ада Эфенди, прошедшим путь духовного
становления и совершенствования (сейру-сулюк) в текке Келами и получившим от него иджазат. Он хранил эту аттестацию на протяжении всей своей жизни, и, когда однажды её случайно обнаружили его близкие родственники, он сказал им: «Никому не говорите о ней. Ибо тот, кто достоин и соответствует этой обязанности, – это Сами Эфенди».
* * *
Адаб
Сами Эфенди провел всю свою жизнь в границах адаба, каждый миг прожил в состоянии ихсан, которое означает: «Поклоняться Аллаху так, зная, что Он видит тебя, и чувствовать, что находишься под Его наблюдением» (Бухари, Тафсир Суры, 31). Даже у самых великих людей и самых авторитетных личностей есть какие-то слабости и недостатки. Но в его жизни не проявлялись никакие недостатки и слабости. Везде и всегда соблюдать шариат и адаб подобно ходьбе по острому лезвию меча. Это дается только тем, кто достиг совершенства и снискал божественную помощь. Ведь о том, насколько это тяжело, говорят и слова Досточтимого Пророка (саллаллаху алейхи ва саллям): «Меня состарил аят Священного Корана: «Будь же
стоек на прямом пути, как тебе велено!» (Худ, 11/112)».
Тот, кто постоянно посещал его беседы, никогда не видел, чтобы он закидывал ногу на ногу, или вытягивал их, или сидел по-турецки. Он всегда сидел на коленях. Во время сохбетов всегда рассказывал об адабе и напоминал стихотворение: Адаб есть венец из божественного Нура, Надень венец сей и спасись от всяких бед.
Если на сохбете начинали читать Священный Коран, а он находился в кресле или скамье, то сразу же опускался на пол, на колени, а читающего Коран усаживал на свое место. Говорится, что однажды в Стамбул приехал Мухаммад ан Набхани, один из шейхов Алеппо. Сами Эфенди Рамазаноглу со своими мюридами отправился навестить его. Во время их беседы Набхани и его товарищи вели себя очень раскованно, тогда как Сами Эфенди и его мюриды проявили наивысшее благочестие, все время оставаясь сидеть на коленях. Обративший внимание на их поведение, Мухаммад Набхани говорит: «Сядьте поудобнее». Но ни шейх, ни его мюриды не поменяли положения, объяснив: «Нам так намного удобнее». На проявление такого адаба Набхани вынужден был только сказать: «Да, адаб – у турков».
Чистое сердце
На своих сохбетах он часто объяснял понятие «кальби салим» (чистое сердце), приводя аят: «В тот день, когда не пригодятся ни богатство, ни сыновья, кроме как тем, которые предстанут перед Аллахом с чистым сердцем» (аш-Шу’ара, 26/88-89). В его толковании кальби салим – это сердце, которое не обижается и не обижает других. Он говорил: «Не обижаться – тяжелее, чем не обижать. Так как способность не обижать – во власти человека, а не обижаться – нет». И добавлял: «Я не обижаюсь на бедных и стараюсь не обижать никого». И, действительно, за свою вековую жизнь он никого не обидел.
В его привычке было принимать каждого, кто приходил к его дверям, оказывая им знаки внимания и гостеприимства. Говорится что однажды, когда к нему пришли посетители, один из его близких сказал: «Шейх нуждается в отдыхе», желая отправить их обратно. Услышав это, он сказал: «Это двери Аллаха. Никто здесь не должен быть отвергнутым. К тому же среди мюридов не бывает плохих». Это прекрасно показывает, как он ценил людей и мусульман. Из такого его отношения исходило также то, что, обращаясь к людям, даже к тем, кто годился ему во внуки, он не только называл их по имени, но и добавлял к этому такие титулы, как Эфенди и Бей.
Сами Эфенди был праведником, посвятившим себя служению Аллаху и Его рабам. Еще в первые годы своего пребывания в тарикате он был предан принципу «любить созданных во имя их Создателя» и с энтузиазмом усердствовал в служении, будучи убежденным в том, что сохбет начинается со служения, а божественная помощь оказывается тому, кто усерден в служении. Особенно непревзойденным было его служение муфтию Джиды Хусейну Эфенди, который также был одним из мюридов текке Келами. Говорится, что, находясь в текке, Хусейн Эфенди заболел. Болезнь его ухудшалась изо дня в день. И вот муфтий уже не мог встать на ноги. Мюриды Ас’ада Эфенди начинают по очереди за ним ухаживать. Когда же его состояние стало критическим, было принято решение отправить его семье телеграмму. Услышав это, самый молодой мюрид текке Сами Эфенди, обратившись к своему муршиду Ас’аду Эфенди, сказал: «Если вы мне позволите, я присмотрю за уважаемым муфтием и, если можно, пусть пока не посылают его семье телеграмму». Ас’ад Эфенди с удовольствием принимает это предложение, после чего на протяжении восемнадцати месяцев Сами Эфенди самым прекрасным образом ухаживает за больным. Видевшие это даже завидовали. Сам муфтий со слезами на глазах читал ду’а: «О Аллах! Все, чем Ты меня облагодетельствовал, я посвящаю Сами Эфенди». А встречая Сами Эфенди, говорил: «Наше дитя – Сами Эфенди, инша Аллаху, заслужило довольство Господа, служа нам». Все дела в текке этот молодой мюрид выполнял незаметно. По ночам, когда все в текке ложились спать, он тихо вставал, выполнял всю работу, наводил везде чистоту, грел воду и ложился спать. Муфтий Джиды Хусейн Эфенди, когда еще был здоров, захотел узнать, кто же по ночам делает всю работу в текке, поэтому встал рано утром. Но никого не нашел. Тогда он решил подкараулить таинственного мюрида с вечера и для этого спрятался в одном из помещений текке. Когда же, встав ночью, Сами Эфенди приступил к работе и собирался открыть
ящик с мусором, Хусейн Эфенди прикрывает ящик крышкой и
говорит: «Сынок, предоставь эту работу другому мюриду». И, несмотря на деликатную просьбу Сами Эфенди разрешить ему продолжить работу, Хусейн Эфенди настаивает: «Оставь, ради Аллаха», после чего Сами Эфенди оставляет эту работу ему.
Когда он был послан в родную Адану на должность наставника, он всегда посылал своему Стамбульскому муршиду подарки. И особое внимание он уделял тому, чтобы деньги, на которые он покупал эти подарки, были заработаны его собственным трудом. Говорится, что после того как с полей был собран весь урожай, он выходил в поле и собирал оставшиеся на земле колосья, из которых потом делал муку и отправлял в Стамбул. Его отец, узнав об этом, сказал: «Сынок, мои амбары полны зерном. Почему ты не посылаешь своему учителю из этого?» На что тот отвечал: «Войти в те двери достоин лишь хлеб, который заработан своими руками, и свет очей». Сами Эфенди побуждал своих почитателей и мюридов изучать старую Османскую культуру и учиться читать и писать
по-староосмански. Он до самого последнего времени не позволял издавать свои произведения с использованием нового алфавита.
Хорошо владея французским языком, он не любил использовать турецкие слова, производные от европейских, а иностранные слова вообще не применял. Он даже не использовал латинские названия лекарств, давая им свои названия, например, красная таблетка, розовая микстура. Это должно явиться назиданием для тех, кто так рьяно желает использовать в своей речи иностранные слова.
Говорится, что однажды, когда во время одной из своих бесед он стал, опираясь на Тафсир Рухуль-Баян (см. Мусахаба
VI), говорить о десяти качествах собаки, один из его мюридов
вынужден был сказать: «Оказывается, мы не дошли даже до
уровня собак». На своих сохбетах он объяснял, какие ловушки
ставит нафс против человека, и как следует человеку предостерегаться от опасности, исходящей от нафса:
1 – Голод и воздержание от пищи, продолжительный пост,
2 – Воздержание от сна, совершение намаза тахаджуд,
3 – Поклонение с хушу, чтение Корана с пониманием смысла,
4 – Пребывание в постоянном зикре,
5 – Пребывание с праведными и богобоязненными людьми. Сами Эфенди уделял особое внимание тому, чтобы постоянно быть в состоянии тахарат и, даже будучи в состоянии тахарат, обновлять его, так как ощущал «хузур иляхи» (божественное присутствие), и, что каждый вздох может стать последним. Хозяин, у которого он работал бухгалтером, вспоминал: «Махмуд Эфенди заполнял бухгалтерские книги лишь в состоянии омовения. Закончив записи, он вновь совершал омовение, затем читал Коран. Когда звучал азан, он вновь совершал омовение для намаза».
В своем духовном наставничестве он следовал пророческому методу наставления. Никогда не говорил об ошибках людей
им в лицо, никогда не упрекал и не ругал их за их погрешности, никогда не злился, если дело касалось его самого. Он наставлял их своим примером, потому что это самый эффективный путь наставления. Нити наставничества тянутся от центра к периферии, поэтому основой его является «умение начать с себя». Он никогда не говорил людям «делай так, не делай так», вместо этого старался привести к пониманию этого. Он никогда не говорил: «Возьми вирд от нас, участвуй в наших сохбетах, отпусти бороду, намотай чалму, надень джуббу и шаровары». Он, напротив, сторонился того, что привлекало излишнее внимание, вызывало разногласия или подталкивало к подражанию. Только своих близких родственников и самых искренних мюридов он открыто предостерегал не иметь дело с банковскими процентами, призывал к чистому заработку (халяль). При других людях он говорил об этом опосредованно. Ему очень не нравилась слава и чрезмерное почитание. Говорится, что в годы его работы в Стамбульском Тахтакале он всегда совершал намазы зухр и ‘аср с джамаатом в мечетях Рустампаши и Марпуччулар. Однако, после того как его стали
узнавать и проявлять излишнее уважение и почтение, он начал совершать намаз у себя в офисе. Своим мюрида повелел: «Продолжайте совершать намаз с джамаатом, не обделяйте себя этой честью и превосходством».
Глава хафизов Священного Корана Гёненли Мехмед Эфенди сказал о нем: «Сами Эфенди был самым великим из уммы.
Больше нечего добавить».
А Али Якуб Ходжа Эфенди говорил: «Вне нашей компетенции говорить что-нибудь об этом человеке, который всей своей сущностью напоминает своих благородных и праведных предшественников – захидов и ‘абидов из сподвижников Пророка (саллаллаху алейхи ва саллям)». Махир Из Ходжа Эфенди, увидев сон, растолковал его как знак о его любимом духовном наставнике, Сами Эфенди, и сказал: «Это Сами Эфенди. Нам приходилось видеть и падишахов, но такого человека еще никогда не встречали».
Бекир Хаки Эфенди был также одним из почитателей Сами Эфенди. Говорится, что, выходя однажды с его сохбета, он сказал: «Заставить этих богачей часами сидеть на коленях и безмолвно внимать тому, что им говорят, сложнее, чем пришвартовать прошедший через Босфор корабль к Сарайбурну. Это не в наших силах. Только Сами Эфенди может это».
Быть может, говоря об этом, Бекир Хаки Эфенди не знал о
том, что, давая Сами Эфенди иджазат, Ас’ад Эфенди дал ему
и стратегию в ведении этого наставничества. А в своей аттестации Ас’ад Эфенди говорил: «Своим многоуважаемым мюридам, которые удостоились чести быть одними из тех, о ком в священном аяте сказано: «Мужи, которым ни торговля, ни купля не служат помехой тому, чтобы не забывать Аллаха» (ан-Нур, 24/37), могу сказать то, что желающий очистить сердце и воспитать нафс… без сомнения, достигнет своей цели, если будет постоянно посещать сохбеты Сами Эфенди и будет проявлять усердие в соблюдении адаба» (Мактубат, 134. Мактуб стр. 361). (Для более полной информации, можно обратиться к Изданиям Алтынолук, издательского дома «Эркам», в которых напечатаны статьи Садыка Дана под названием Султануль арифин Махмуд Сами Рамазаноглу).
